– Вы хотя бы не употребляйте слова «мы», – разозлился Савельев, – я ведь говорил вам, что три четверти «Саюдиса» состоят из наших агентов.

Он специально завышал эту цифру в несколько раз, морально уничтожая своего собеседника. Но тот остался внешне невозмутим, только достал еще одну сигарету.

– Говорили, – согласился Маркиз, – но оставшаяся четверть готова бороться за права Литвы. Даже если все руководство «Саюдиса» окажется состоящим из ваших осведомителей, все равно ничего не выйдет. Народ просто не поддержит такой вариант Союзного договора. Мы будем настаивать на полной и безусловной независимости.

– Мне иногда кажется, будто вы сознательно загоняете ситуацию в тупик. Хотите выглядеть новыми мучениками? Только ничего у вас не выйдет. Сейчас есть много методов по устранению политических противников. Дискредитация не самый чистый способ, но всегда очень действенный. Вы об этом не думали?

– Вы ничего не добьетесь, – твердо ответил Маркиз, – я повторяю еще раз. Дело не в одном человеке, даже не в нескольких политиках. Мы не подпишем Союзный договор, это абсолютно категорично.

– Мне так и передать в Москву? – невесело спросил полковник.

– Так и передайте, – кивнул Маркиз. – Кроме того, у нас есть сведения, полученные из государственного департамента США. В частной беседе один из их высокопоставленных сотрудников высказал мнение, что в ближайшие несколько дней в руководстве Советского Союза могут произойти крупные изменения. Горбачев, видимо, снова поменяет свою команду и введет в состав руководства новых людей.

Савельев посмотрел на часы. Половина девятого. А вдруг действительно в Москве достаточно скоро произойдут какие-то изменения? Ему откровенно намекали на это, когда он выезжал в свою затянувшуюся командировку в Прибалтику. Все может быть…

– Давайте обсудим варианты нашей дальнейшей работы, – резко сменил тему разговора Савельев…

Возвращаясь из Риги в Вильнюс ночным автобусом, он долго глядел в окно, словно пытаясь там что-то увидеть. Наступило восемнадцатое августа тысяча девятьсот девяносто первого года. Он так и не смог уснуть в полупустом салоне автобуса.

В Москве в эту ночь многие руководители огромной державы также не спали. Нужно принимать решение, право выбора оставалось за каждым из них. Нервничал Крючков, колебался Язов, сомневался Лукьянов, все еще надеялся на лучшее Янаев, просчитывал возможные варианты Павлов. Каждый понимал, что следующий день – девятнадцатое августа – может стать или самым позорным днем в их личной биографии, или, наоборот, самым удачным днем в истории их страны.

Удачных мятежей не бывает – каждый из них был знаком с этой аксиомой. В случае успеха мятежи называются по-другому. Но каждый знал, что с момента выступления они отрезают себе все пути назад. А в Форосе спокойно спал человек, мнение которого в этой стране пока еще значило многое. Он не подозревал, что наступает последний день его правления. Даже потерпевшие неудачу заговорщики не будут выглядеть столь жалко и смешно, как первый президент огромной страны. С этого момента он станет просто бессильным и безвластным, и формальный срок его царствования закончится в декабре этого года уже удавшимся мятежом трех его вассалов, который назовут совсем по-другому.

Утром восемнадцатого числа полковник Савельев вернулся в Вильнюс и, встретившись с Лякутисом, предложил ему отправить срочное донесение в Москву. В нем подробно излагалась точка зрения Маркиза на подписание нового Союзного договора. В сообщении указывалось и мнение американского государственного департамента, высказанное его представителем в частной беседе. Отмечалась возможность изменений в высшем руководстве страны.

Через два часа эта информация легла на стол председателя КГБ СССР. Он внимательно прочитал сообщение из Литвы, подчеркнув два места: о том, что Литва не подпишет договор ни при каких условиях, и о возможной смене высшего руководства страны. После этого он поднял трубку телефона, набрал знакомый ему номер.

– Мы должны решить все сегодня, – заявил он тоном, не терпящим возражений, – завтра уже будет поздно.

Глава 23

– Вы не ошиблись? – спросил Дронго. – Вы действительно считаете, что ждали именно нас?

– Проходите, – сказал хозяин дома, пропуская их внутрь.

Дронго удивленно обернулся на Потапчука, пожал плечами и прошел первым. Следом за ним вошел и напарник. В небольшой гостиной было прохладно и темно. Хозяин дома молча принес три банки холодного пива. На столе уже стояли три кружки. Он подвинул к ним две банки с пивом и открыл свою.

– Угощайтесь.

– Откуда вы знали, что мы приедем? – спросил Дронго, с ненавистью посмотрев на пиво. Потапчук, напротив, с удовольствием открыл свою банку.

– Догадался, – спокойно ответил Олег Савельев, – вы ведь из России. И наверняка ищете моего двоюродного брата.

Дронго переглянулся с Потапчуком и натянуто улыбнулся.

– Нет, мы просто хотели посмотреть берлинский мюзик-холл и познакомиться с вами, – сострил он. – По-моему, вы должны объяснить нам, почему вы так считаете.

– Он предупреждал меня о вашем приезде, – спокойно сказал Олег Савельев. – Вы ведь приехали от Сарычева?

– Не совсем, но, в общем, да, – признался Дронго.

– А где он сам? Почему до сих пор не позвонил? Вы с ним встретились в баре?

– Вас интересует конкретное место, где он сейчас находится? – уточнил Дронго. – В таком случае я вам скажу. Сейчас он на тюремных нарах.

Хозяин дома замер, опустив руку с кружкой. Потом недоверчиво посмотрел на посетителей.

– Вы шутите?

– Неужели вы думаете, что я специально прилетел в Германию, чтобы пошутить насчет почти неизвестного лично мне Сарычева?

– Кто вы такие? – нахмурился Олег Савельев.

– Друзья, – улыбнулся Дронго, – которые действительно ищут вашего двоюродного брата.

Хозяин дома покачал головой.

– Возможно, я ошибся. Но откуда вы в таком случае взялись?

– Нам нужен Игнат, – вмешался в разговор Потапчук. – Скажи ему, что приехал Виктор Потапчук. Он мой должник, знает, что нужно делать. Или объясни, где мы его можем найти.

Хозяин дома задумался. Потом переспросил:

– Как вас зовут?

– Виктор Потапчук.

– Вы находились в составе его группы, которая действовала в Литве летом девяносто первого года, – вспомнил Олег Савельев. – Кажется, он о вас рассказывал.

– Тем более, – мрачно кивнул Потапчук, – он уже столько лет живет в Европе, а я его дерьмо расхлебываю в России.

– Почему арестовали Сарычева? – Мужчина перевел взгляд на Дронго.

– Понятия не имею. Думаю, это связано с вашими клиентами. Видимо, они слишком активно действовали на территории России.

– В каком смысле?

– В самом прямом. Они почувствовали себя слишком вольготно, и их взяла контрразведка. А чему вы удивляетесь? – спросил Дронго. – Они хотели купить документы вашего двоюродного брата, а российская контрразведка имеет на них свои запросы. По-моему, все правильно.

– Вы из ФСБ? – спросил Олег Савельев.

– Не будьте идиотом, – заметил Дронго. – И принесите мне что-нибудь другое. Я не пью пива.

– Может, виски? Или водку?

– У вас есть что-нибудь безалкогольное?

– Конечно, есть.

– Вот и принесите. А потом задавайте свои идиотские вопросы.

Хозяин поднялся, сходил в другую комнату и принес бутылку кока-колы. Дронго открыл бутылку, вылил содержимое в свою кружку.

– Какие еще вопросы вас интересуют?

– Зачем вы здесь? – в упор спросил хозяин дома.

– Нам нужно найти вашего брата и поговорить с ним. Сидящий рядом со мной человек действительно Виктор Потапчук. Он входил в одну группу с Игнатом Савельевым, которая так удачно растворилась в воздухе летом девяносто первого. Если вас интересует, не врет ли он, можете сделать его фотопортрет и передать изображение по факсу вашему брату, с которым у вас наверняка есть связь.

– С чего вы взяли?

– Просто мне так кажется. Вы ждали клиентов, которых обещал привезти к вам Сарычев. Вернее, они должны были приехать к вам от него. Но их не будет. Пока. А вместо них здесь мы. И мы не самые худшие клиенты, которые у вас могут объявиться. Передайте брату, мы можем купить документы. Какая ему разница, кому их продавать.